|
Уничтожение франко-советского пакта или, что то же самое, фактическое низведение его к нулю, облегчалось широкой пропагандой идеи «крестового похода против большевиков». Следует отметить один из важных этапов в истории этой пропаганды. Уже зимой 1934/35 г. Гитлер и его окружение убедились, что хотя и удалось убить Луи Барту, но всё-таки он умер не без наследников: в известных кругах Франции чувство национального самосохранения продолжало противиться такой явно губительной идее, как уничтожение франко-советского пакта. Решено было помочь Лавалю и дать ему в руки аргумент, который покончил бы с колебаниями его соотечественников. В мае 1935 г. чрезвычайным и полномочным послом Германии в Лондоне был назначен Риббентроп. Его основной задачей было привлечение британского правительства к плану
похода на Москву. Едва приехав в Лондон, Риббентроп сам же широко распустил этот слух. Редакторы газет, парламентские деятели, двор, аристократия, Сити — все были заинтересованы. Риббентроп с полнейшей готовностью согласился на беседу с коллективом лондонской прессы: 23 июня 1935 г. он принял у себя журналистов. Перед ними он с полной ясностью определил свою цель. «Я думаю, — заявил он, — что Англия, Франция, Германия и другие европейские государства должны быть объединены в усилиях защитить культуру старого мира». Бешеная антисоветская пропаганда, совершенно открыто шедшая из германского посольства в Лондоне и обильно питаемая специальными фондами, широкой волной разлилась по стране. Одновременно с этой обработкой общественного мнения успешно шла и более скрытая, интимная, чисто дипломатическая агитация, направленная на уловление власть имущих, ответственных политиков. Сторонники «примирения» с Гитлером во Франции поспешили использовать благоприятный момент. Уже к концу 1935 г. Пьер Лаваль, Фланден и другие в «кулуарных» разговорах с членами Палаты депутатов и сенаторами, а их пресса — в статьях и сообщениях, наполненных многозначительными намёками, стали развивать новый, сенсационный аргумент. Они доказывали, что существование франко-советского пакта неизбежно вынудит Англию заключить соглашение с Германией и вместе напасть на Францию. В этом случае Советский Союз на помощь французам не подоспеет, даже если бы и захотел помочь. Значит всякий, кто держится за франко-советский пакт, способствует развязыванию новой мировой войны. Эта упорно повторяемая мысль сыграла серьёзную роль в деле окончательной ликвидации франко-советского пакта. Ближайшая цель гитлеровского «пацифизма» была, таким образом, достигнута.
Пьер Лаваль и его сообщники успешно расчищали путь перед гитлеризмом, стремившимся установить свою гегемонию в Западной Европе. При этом дымовая завеса «борьбы против большевизма» продолжала оказывать гитлеровской дипломатии серьёзные услуги. Пособники Гитлера во Франции доказывали, что Германию следует ублаготворить за счёт Востока: это разом даст два выигрыша Западу. С одной стороны, аппетиты немецкого фашизма будут надолго удовлетворены; с другой — чем дальше продвинется гитлеризм на восток, тем меньше станет «большевистской опасности» для Европы.
Когда-нибудь настанет время для систематического документального анализа сложнейшей цепи ошибок, самообольщений, актов прямого предательства, проявлений растерянности, трусости, низости, словом, всего того, что в 1936 — 1940 гг. подготовило, а затем и завершило позорнейший крах несчастной Франции. Только тогда раскроется во всей своей полноте мрачная, омерзительная картина работы гитлеровской дипломатии и её пособников во Франции. «К счастью, г. Гитлер думает об Украине!» — с восторгом поздравлял своих читателей 23 декабря 1938 г. официозный орган французского Министерства иностранных дел газета «Temps». Пропаганда идеи о Гитлере, якобы миролюбивом по отношению к Западу и воинственном только по отношению к Востоку, усердно проводилась влиятельнейшими органами французской печати. Нет нужды говорить о так называемой большой французской прессе с её миллионными тиражами: она почти сплошь была закуплена Гитлером. Но было немало и лично честных публицистов, денег из немецкой казны не получавших и всё же ослеплённых «пацифизмом» этих фатальных лет французской истории. «Нельзя проявлять неуступчивость по отношению к Гитлеру. Напротив, следует дать Германии то, на что она имеет право», — писал в 1935 г. публицист Алэн, имея в виду восточные аппетиты гитлеризма. Этот Алэн был типичным представителем ограниченного, буржуазного, обывательского «радикализма» и «пацифизма с поправкой», как было тогда же окрещено такое направление мысли: резня на Востоке, вторжение гитлеровских банд в Советскую Россию — это ведь не война, это «всеобщий мир с необходимыми полицейскими операциями на Востоке, где в самом деле следует кончить с большевистским хаосом». Поучительно привести слова одного из достойных друзей Даладье, французского профессора-историка Эдуарда Дрио, напечатанные 1 июня 1940 г., т. е. за полторы недели до вступления немцев в Париж. Он писал в журнале «Revue des etudes na-poieoniennes»: «Моя политическая мечта, это чтобы г. Чемберлен и г. Даладье отдали Россию до Владивостока г. Гитлеру: тогда все будут довольны».
«Каждая немецкая хозяйка почувствует облегчение, когда мы получим Урал, Сибирь и Украину», — воскликнул сам Гитлер на нюрнбергском съезде национал-социалистов в 1936 г. Эта мысль успокаивала не только немецких домашних хозяек, но и многих хозяев западноевропейской дипломатии. Ложным оказалось это самоуспокоение, слишком дорогой ценой пришлось впоследствии оплачивать роковые дипломатические ошибки. Все эти поощрения фашистских держав (в Европе — к походу на Восток, в Азии — к движению «на север от Манчжурии»), все эти великодушные признания, что нужно же войти в положение «перенаселённых» государств, ищущих «свободных» земель между Днестром и Владивостоком, кончились ужасающим образом для тех самых западноевропейских дипломатов, которые так легко относились к планам любого территориального грабежа, лишь бы этот грабёж направлялся против «большевизма».
Приём «борьбы против большевизма» пускался в ход не только в Европе, но и в Азии. Следует заметить, что из всех держав «оси» Япония обладает наиболее обдуманно и расчётливо действующей дипломатией. Приём застращивания противника пускается ею в ход гораздо реже, чем маскировка своих истинных целей, всяческими вымышленными мотивами. В конце 60-х годов XIX века, на заре «эры Мутсухито», т. е. в самом начале процесса «европеизации» Японии, в Токио прибывает выписанная из Парижа группа французских военных и технических экспертов и инструкторов. С восточной осторожностью, боясь, что «белые дьяволы» не захотят содействовать созданию сильной японской армии, под рукой пускается слух, что, собственно, Япония вооружается лишь для защиты себя от грозящей ей английской и американской экспансии. Следовательно, его величеству императору Наполеону III мо?кно, не раздумывая, посылать японцам своих инструкторов. Но вот наступает 1870 год, Седан, Гравелотт, Мец... Престиж французской армии падает с головокружительной быстротой. Тогда французские инструкторы с извинениями за беспокойство, с комплиментами, с щедрой выплатой всяких неустоек за нарушение контрактов отсылаются в спешном порядке к себе на родину, а из Берлина выписываются новые, немецкие инструкторы. И тут же пускается в оборот новая версия для успокоения «белых дьяволов», на сей раз уже не парижских, а берлинских: армия нужна Японии для защиты не только от Англии и Америки, но и от Франции. Единственная великая держава, не имеющая притязаний на Тихом и Индийском океанах, — это Германия. Как же Японии не дружить с ней? Но проходят два с половиной десятилетия. Вся политическая обстановка меняется до неузнаваемости. «Белые дьяволы» уже давно превратились в «высокие договаривающиеся стороны», среди которых сын солнца может выбирать себе друзей по вкусу. Но три «высокие стороны» как раз сговорились между собой в 1895 г. и отняли у Японии часть её военной добычи после японской победы над Китаем. С этими тремя державами — Россией, Германией, Францией — японская дипломатия сведёт счёты впоследствии. Две великие державы, не принявшие участия в дипломатическом выступлении против Японии, — Англия и Америка — попали, так сказать, во вторую очередь: с ними Япония вступит в вооружённую борьбу лишь в декабре 1941 г. И если вспомнить, при какой дипломатической обстановке возникали и проводились Японией эти пять войн со всеми пятью великими державами, то можно установить, что за единственным исключением японская дипломатия старалась настойчиво маскировать свои захватнические цели. При этом она прикрывалась теми же мотивами самозащиты, какие проводились ею ещё в отдалённые годы создания европеизированной армии и приглашения инструкторов.
Начало 900-х годов. Маркиз Ито едет в Петербург сговариваться с русскими дипломатами о дележе части китайских владений. Дело срывается. Тогда подготовляется англо-японский союз, а в 1904 г. японские миноносцы без объявления войны нападают на «Палладу», «Цесаревича» и «Ретвизана». Мотив — вовсе не захват Кореи, Порт-Артура и Манчжурии, но «защита Японии от русских насилий и угроз». Первый этап окончен. Начинается второй. Август 1914 г. Взвесив силы двух враждебных европейских коалиций, токийское правительство останавливает свой выбор на той стороне, которая, как ему кажется, имеет больше шансов на победу. В кабинете канцлера Бетман-Гольвега появляется изящная небольшая фигура посла Японии. Он просит устранить возникшее досадное затруднение: у Круппа, а также из мастерских фирмы «Вулкан» не выдают совсем готовых японских заказов — орудий и брони — на основании немецкого закона, согласно которому такая выдача иностранным правительствам их заказов воспрещается со дня вступления Германии в войну. А ведь Японии нужно получить как можно скорее эти заказы, так как она собирается вступить в войну «с одной великой державой»,— многозначительно улыбаясь, добавляет посол. Не помня себя от радости, Вильгельм II немедленно приказывает выдать японцам всё, чего они хотят. Сказано — сделано. Заказы отправляются в Японию. В Германии — ликование: ясно, что нападение Японии на Россию не за горами. На улице Унтер-ден-Линден восторженная толпа окружает автомобиль японского посла и кричит: «Банзай!». Советник посольства, сидящий в автомобиле, машет шляпой и отвечает: «Банзай!».
Но вот наступает 15 августа. Японский посол является к Бетман-Гольвегу и делится с ним неприятной новостью: он только что получил из Токио приказ предъявить Германии ультиматум. Германия должна немедленно убраться вон из занятой ею территории в Китае. В случае отказа — война. Тут уже никакой маскировки нет. Напротив, нота отличалась нарочитой грубостью, вовсе не свойственной японскому дипломатическому обиходу. Внимательно вчитываясь в текст японской нотгл, статс-секретарь фон Ягов стал припоминать что-то очень знакомое. В конце концов он доложил канцлеру Бетман-Гольвегу о любопытном открытии: оказалось, что эта японская ультимативная нота 1914 г. в точности, вплоть до запятых, скопирована с текста той грубой ноты, с которой Германия обратилась и 1895 г. к Японии, требуя от неё отказа от Симоносекского договора. Во французской и американской прессе впоследствии сообщалось, что бешенство Вильгельма II не имело границ,— это чувство разделялось всеми германскими националистами. В берлинском политехникуме, в Шарлоттенбурге, за подписью директора было вывешено характерное объявление, за которым последовали аналогичные анонсы и в других высших учебных заведениях Германии; «Русские, английские и французские граждане не будут приниматься в студенты в продолжение войны. Японские граждане — никогда».
Так мстили Японии германские националисты, возмущённые издевательством японской дипломатии, поймавшей кайзера на приманку войны с Россией. Но сами представители японской дипломатии с пресерьёзным видом отрицали наличие какого-либо обмана с её стороны. Ведь посол говорил только, что Япония собирается воевать «с одной великой державой». А разве Германия не великая держава?
Прошли десятилетия, равные векам; снова всё изменилось и в Европе и в Азии. На месте царской России перед Японией стоял Советский Союз. В 1938 г. японская дипломатия допустила ошибку, в которой немало был повинен тогдашней японский посол в Москве Сигемицу. Принимая надежды за действительность, он недооценил советские вооружённые силы. Его иллюзии разделяли некоторые влиятельные лица в Токио, не внемля предостережениям, исходившим от более трезвых государственных деятелей Японии. Хасан, Халхин-Гол заставили слишком горячих японских милитаристов одуматься и воздержаться на некоторое время от опасных провокаций.
Тогда-то и были выдвинуты две «возвышенные» идеи, которые должны были замаскировать весьма земные и отнюдь не бескорыстные цели Японии: возможно более широкое распространение и закрепление японского владычества во всей восточной части Азии. Первой из этих идей была «борьба против Коминтерна», вторая выражалась в краткой формуле: «Азия — для азиатов». Первый лозунг направлялся против СССР; его авторы могли, как им казалось, рассчитывать на сочувствие великих капиталистических держав Европы и Америки. Второй — «Азия — для азиатов» — был вскоре в самой Японии признан недостаточно политичным. Поэтому его заменили другим: «Объединение народов жёлтой расы». В этом своём виде он направлялся ближайшим образом против Англии. Был момент — при президенте Гувере, — когда в Белом доме, в Вашингтоне, не считали, что объединение народов жёлтой расы сколько-нибудь существенно затрагивает интересы Соединённых штатов. В последний год своей президентуры — в 1931 г. — Гувер не видел причин тревожиться, тем более, что японская экспансия, как ему представлялось, направлялась на север. Но с течением времени обнаружилось, что объединение народов жёлтой расы мыслится в Токио вовсе не в форме союза равноправных государств и не в виде свободной федерации, а как монолитная, строго централизованная держава, управляемая соответствующими учреждениями из Токио. Это открытие было учтено в конце концов и Соединёнными штатами.
Особенно же было принято во внимание то, что юг Китая явно привлекал японцев больше, чем север. Уже с 1933 г. это стало совершенно очевидным. Тем не менее первый, антикоминтерновский лозунг долгое время служил свою службу японской дипломатии в её азиатской политике. Во времена кабинетов Болдуина и Невиля Чемберлена большинство консервативной печати и консервативной партии в британском Парламенте считало, что державы «оси», заключившие антикоминтерновский пакт, «ограждают Индо-Китай, Сиам (Таи), Бирму и Индию от коммунистических потоков с востока и с севера». Так выразилась однажды в 1937 г. газета «Japan Times», издающаяся в Токио, но очень близкая к английскому посольству.
Только в 1941 г. этот лозунг, сделавший своё дело, был отброшен за ненадобностью, и Япония приступила к сбору давно посеянных и старательно взращённых её дипломатией плодов. С Францией по-настоящему войны у Японии не было. Просто правительство Таи заявило о правах народов жёлтой расы на территорию Азии и с помощью нескольких японских отрядов фактически покончило с французским владычеством в Индо-Китае. С Англией и Соединёнными штатами дело дошло до войны. Когда в декабре 1941 г.
 | страница назад |
|
страница вперед |  |
 |
Оставьте Ваш комментарий к этой статье и получите доступ к закрытому разделу сайта |
Добавление комментария |