|
На первом же приеме дипломатического корпуса в Зимнем дворце в конце декабря 1825 г. Николай обнаружил особую любезность к французскому послу Ла Ферронэ. Он увел его с собой после приема в кабинет и долго с большим волнением говорил с ним о 14 декабря и отчасти о своей будущей внешней политике. Уже тогда наметилось желание царя, ставшее особенно настойчивым с 1828 — 1829 гг., тесно сблизиться с Францией. Одновременно через супругов Ливен Николай вошел в контакт и с Каннингом. То и другое ему казалось, повидимому, необходимым, чтобы избавиться от слишком назойливых стремлений Меттерниха демонстрировать перед всей Европой, что перемена, происшедшая на русском престоле, будто бы всецело выгодна для Австрии и особенно радостна лично для Меттерниха. Николай, несомненно, знал о начавшемся сближении его покойного брата с Каннингом и о резком охлаждении Александра к Меттерниху, и если была какая-нибудь идея, унаследованная Николаем от его брата и прочно, до самой Крымской войны, засевшая в его голове, то это была именно мысль, переданная Каннингу от Александра через посредство княгини Ливен: Англия и Россия должны вдвоем сговориться относительно турецких дел. Александр имел в виду прежде всего греческое восстание; Николай ставил вопрос шире и откровеннее, чем Александр, который, впрочем, тоже, говоря о греках, явно думал не только о греках, но и о проливах. Каннинг сейчас же пошел навстречу намечающемуся стремлению царя сблизиться с Англией.
страница назад |
страница вперед |
Оставьте Ваш комментарий к этой статье и получите доступ к закрытому разделу сайта |
Добавление комментария |