|
Революционное брожение и реформизм в странах ЮВА
В 50-х годах СССР и США конкурировали за национализм, хотя он-то и подрывал биполярность. Советский Союз доктринально провозгласил сотрудничество с третьим миром своим приоритетом. Соединенные Штаты тоже считали задачу приобретения союзников в развивающихся странах одной из важнейших. «Азиатский национализм как доминирующая сила, нацеленная на сохранение национальной независимости, способен стать источником силы, а не слабости Свободного мира на Дальнем Востоке», - констатировалось в официальных установках1. Проблема состояла в том, чтобы найти правильную тактику взаимодействия с ним.
У каждой из держав в этом смысле были сильные и слабые стороны. Изнутри Восточной Азии региональные процессы виделись иначе, чем из США. Хотя высшие слои Индонезии, Филиппин, Малайи и других государств были антикоммунистически настроенными, они вычленяли в событиях в Китае, Корее и Вьетнаме прежде всего национально-освободительное, «специфически азиатское» содержание2. СССР поддерживал антиимпериалистические устремления молодых государств и имел лучшие шансы приобрести на них влияние, чем США, которые слишком явно блокировались со старыми колониальными державами. Сотрудничество с СССР могло быть многообещающим особенно на первых этапах национально-государственного строительства, когда приоритетными были задачи обеспечения национальной безопасности и международного признания. В этом смысле возможности Москвы были велики - от права вето в СБ ООН до поставок вооружений.
США имели не меньшие, чем СССР, возможности оказывать политическую и военную поддержку молодым государствам и обладали несоизмеримо большим экономическим потенциалом. Однако, как представляется, ошибочно недооценив важность компромисса с КНР, Соединенные Штаты противопоставили себя лидеру радикального крыла национально-освободительного движения, и в той мере, как влияние КНР в движениях неприсоединения и афро-азиатской солидарности укреплялось, росла психологическая изоляция США в третьем мире.
Стремление видеть региональную ситуацию сквозь призму «неоимпериалистических поползновений» характерно для советской политики не в меньшей степени, чем для американской - склонность повсюду отыскивать «руку» Пекина и/или Москвы. Но в силу общей настроенности советской дипломатии времен Н.С.Хрущева на новации, идеологические догмы не блокировали исходящих из Москвы не всегда выверенных, но часто здравых и прагматичных идей, реализация которых в ряде случаев способствовала снижению региональной конфликтности. Как отмечали Майкл Хант и Стивен Ливайн, «в эпоху Эйзенхауэра понимание Соединенными Штатами советской политики в послевоенной Азии значительно отставало от эволюции самой этой политики. Вашингтон зациклился на видении Кремля как какой-то штаб-квартиры привилегированной корпорации революционеров, мечтающих расширить свои операции. На самом же деле роль СССР была совсем иной и гораздо более скромной»3. Советский Союз, скорее, стремился укрепить коммунистические режимы, чем подталкивать их к внешней экспансии.
Создается впечатление, что подход СССР к международным отношениям был даже менее идеологизированным, чем подход США. Во всяком случае, Д.Эйзенхауэр до конца своего пребывания у власти так и не позволил себе хотя бы принять за гипотезу возможность преобладания во внешней политике коммунистических держав (КНР и СССР) национальных интересов над общеидеологическими или вероятность настоящего раскола между коммунистическими странами. Национализм воспринимался в США как безусловный антипод коммунизму, в то время как в азиатской традиции (как это подтвердилось позднее и опытом советской Средней Азии) коммунизм мог быть и был только одной из инструментальных форм реализации национальных устремлений.
Ревнивая к своей интеллектуальной репутации американская политология, несмотря на присущий ей плюрализм мнений, только в конце 70-х годов дала критические оценки политики США в отношении процессов в Восточной Азии в 50-х годах. Анализируя роль национального фактора, известный специалист по тихоокеанским проблемам С.Харрисон в 1978 г. написал: «Недооценив национализм, Соединенные Штаты не разглядели предпосылок раскола между Китаем и СССР. Следствием этого стал упрощенческий подход к Азии вообще. ... Устойчивость режимов в Пекине и Ханое оценивалась ниже, чем она была на самом деле, потому, что США упустили из виду, что из всей Азии именно в Китае и Вьетнаме национализм и коммунизм соединились, образовав мощнейшую силу. И, напротив, США переоценили потенциал коммунистической экспансии в других частях Азии, там, где коммунистам не удалось подчинить национализм своему влиянию»4. Если к этому добавить пример Северной Кореи, где консолидирующей коммунистический режим силой тоже был исторически мотивированный ирредентизм, картина будет полной.
Вьетнамский конфликт был третьим в списке крупных столкновений между революционной и консервативно-эволюционной версиями национального самоопределения. В начале 50-х годов было ясно, что возможности Франции сохранить свои позиции в Индокитае силой слабеют, а время для политических преобразований, которые удовлетворили бы большинство местного населения, упущено. Внутри самой Франции росла оппозиция войне, что усиливало неустойчивость обстановки в метрополии.
К событиям в Индокитае стали проявлять внимание Соединенные Штаты. Несмотря на негативное отношение к сохранению колоний, американская администрация поддерживала попытки Франции сохранить свой контроль над индокитайскими владениями, полагая, что в ином случае они попадут под влияние ДРВ. Подозрения в отношении вьетнамских коммунистов усилились после того, как в январе 1950 г. КНР и СССР признали правительство Хо Ши Мина и установили с ним дипотношения. Обстановка в регионе способствовала росту опасений. В апреле 1950 г. китайские коммунисты предприняли операцию по захвату о. Хайнань, контролировавшегося режимом Чан Кайши. В июне 1950 г. началась война в Корее. В такой ситуации и Вьетнам стал восприниматься как новый рубеж сдерживания коммунизма.
Французское правительство, сознавая свою неспособность удерживать Вьетнам, пыталось утвердить в стране профранцузское правительство. Отказавшись в 1946 г. передать южную часть Вьетнама Хо Ши Мину, французское руководство провозгласило Автономную Республику Кохинхину в составе Французского Индокитая. Затем, однако, оно решило реставрировать в Южном Вьетнаме монархию, для чего были начаты переговоры с Бао Даем, бывшим королем Аннама, который при японской оккупации был уже однажды провозглашен императором Вьетнама, но после войны переселился в Гонконг, где и жил в качестве частного лица. В июле 1949 г. Бао Дай был повторно объявлен императором «независимого Вьетнама в составе Французского Союза».
США относились скептически к реставрации монархии. Но, стремясь ограничить влияние Хо Ши Мина, Вашингтон в феврале 1950 г. признал Бао Дая и выделил ему экономическую помощь. Одновременно программа финансового содействия на цели войны была предложена и Франции. Стабилизация ситуации в Индокитае, помимо военного, имела для США экономическое значение: для восстановления хозяйства Японии был необходим рынок сбыта японских товаров, которым могли стать Таиланд и Бирма - страны, граничившие с зоной индокитайского конфликта и опасавшиеся его распространения на свою территорию.
Развитие событий в Индокитае тревожило Британию. В Малайе продолжался этнический конфликт, на который проецировалась нестабильность индокитайской ситуации. Обстановка была неустойчивой и в Бирме, на территории которой до 1954 г. оставались отошедшие туда из Китая гоминьдановские войска, вносившие свою лепту во внутрибирманские межэтнические и межпартийные противостояния (в том числе борьбу двух взаимно враждебных коммунистических партий)5.
К 1950 г. на севере Вьетнама Франция контролировала только железные дороги и крупные города. Французские законы не разрешали направлять за пределы европейских департаментов военнослужащих срочной службы, и во Вьетнаме могли воевать только добровольцы, которых не хватало. Поскольку боевые действия развивались для Франции неблагоприятно, администрация Д.Эйзенхауэра в начале 1954 г. предложила вести борьбу против коммунистов на трехсторонней основе - силами Франции, США и Британии. Но имелось в виду, что руководить операциями будут американские военные - что было неприемлемо для Парижа. Против многосторонней интервенции было настроено и французское Национальное собрание, требовавшее прекращения войны.
Противостояла американской идее и Британия. Дело было не только в том, что от КНР, поддерживавшей Хо Ши Мина, зависела безопасность британских позиций в Гонконге. «Китайский фактор» играл ключевую роль в партизанском движении в Малайе, и в Лондоне полагали, что в случае разрастания индокитайской войны КНР может расширить помощь этническим китайцам в Малайе. Лондон стремился укрепить свои позиции в Азии через обеспечение сотрудничества с азиатскими государствами, а не только через давление на них. А поскольку британские лидеры были уверены, что военное вмешательство европейских держав и США в чисто азиатский конфликт вызовет осуждение местных стран, Британия была против нее. Как отмечают британские исследователи, премьер-министра Уинстона Черчилля и его министра иностранных дел Антони Идена пугали и постоянные ссылки Дж.Ф.Даллеса и Д.Эйзенхауэра на готовность применить ядерное оружие6.
В мае 1954 г. в Женеве открылась конференция, на которой предполагалось урегулировать вьетнамскую проблему. Накануне первого заседания стало известно о капитуляции французских войск в крепости Дьен Бьен Фу. Неспособность Франции продолжать войну была очевидна. Вместе с тем, СССР и КНР, игравшие вместе с Британией важную роль на конференции, тоже не хотели продолжения конфликта. Ни Советский Союз, ни Китай не были готовы до бесконечности субсидировать ДРВ, которая добивалась не только ухода Франции из Вьетнама, но и создания Индокитайской Федерации в составе самого Вьетнама, а также Лаоса и Камбоджи. Грандиозность этого плана особенно тревожила КНР. Москва и Пекин подталкивали Ханой к умерению требований.
В результате Женевского урегулирования была признана независимость ДРВ в границах к северу от 17 параллели. К югу от нее оставалось у власти правительство Бао Дая. Через два года после конференции в обеих частях страны предписывалось провести свободные выборы, по результатам которых предстояло принять решение о будущем страны. Королевства Лаос и Камбоджа стали независимыми государствами7. Предусматривалось, что обе эти страны, как и обе части Вьетнама, не будут входить ни в какие военные союзы. Соединенные Штаты отказались подписать Женевские соглашения, хотя в одностороннем порядке обязались не нарушать их, оставив за собой право на принятие в будущем шагов, которые они сочтут необходимыми.
Фактически эта оговорка означала, что США сделали ставку на укрепление Южного Вьетнама как бастиона против коммунизма в Индокитае. Как отмечал Ричард Харрис, в государственном департаменте США полагали, что, борясь против коммунизма во Вьетнаме, США предотвращали будущее нападение на Австралию точно так же, как вмешательство в Корее оправдывалось ссылкой на необходимость «спасти Японию»8. На практике, однако, эта установка применялась без должной гибкости, что вылилось фактически в безоговорочную поддержку американской администрацией режима в Сайгоне, хотя его некомпетентность и коррумпированность была очевидна американским представителям.
В июле 1954 г. император Бао Дай назначил премьер-министром страны Нго Дин Дьема. Будучи католиком и выходцем с Севера, новый глава правительства сформировал свою команду из таких же северян-католиков, как и он сам. Важную роль среди них играли члены семьи Нго Дин Дьема. В 1955 г. после проведения референдума, упразднившего монархию, он стал президентом вновь провозглашенной Республики Вьетнам, установив в ней диктаторский режим. В стране почти сразу же возник множественный социальный конфликт: между католиками, захватившими ключевые посты в правительстве и администрации городов, и буддистским населением сельской местности, и одновременно - между коммунистами и правительственными силами. Правительство Нго Дин Дьема отказалось соблюдать Женевские соглашения и сорвало проведение общевьетнамских выборов в 1956 г. С 1959 г. в Южном Вьетнаме, прежде всего в его сельских районах, началась вооруженная антиправительственная борьба революционных коммунистических и некоммунистических групп, пользовавшихся поддержкой ДРВ. Неустойчивость во Вьетнаме, поздний поворот великих держав к «буферной» формуле ее урегулирования, отказ США от сотрудничества с СССР, Британией, Францией и Китаем в деле стабилизации на основе признания двух вьетнамских государств осложняли международную обстановку в Индокитае.
Дестабилизирующие импульсы из Вьетнама затрагивали приграничные с ним страны - Лаос и Камбоджу, ранее составлявшие административно-политическое целое с Вьетнамом в составе Французского Индокитая. В этих странах коммунистическое движение не имело таких прочных традиций и политического влияния, как во Вьетнаме. Национализм и национальное движение в них были представлены в основном представителями традиционной камбоджийской и лаотянской элит, тяготевших к умеренности. Выступая против французского правления, большая часть местных высших слоев настороженно относилась и к Вьетнаму - но не столько из-за предубеждений против коммунизма, сколько в силу традиционной боязни попыток Вьетнама подчинить слабые Лаос и Камбоджу. Обе страны склонялись к нейтрализму и равноудаленности как от западных стран, так и от коммунистических.
В Камбодже ситуация была более определенной. Общество признавало первенство Нородома Сианука, первоначально провозглашенного королем, но в 1956 г. сложившего с себя королевский титул, чтобы стать просто главой государства, которое в соответствии с Женевскими соглашениями придерживалось линии на отказ от участия в военных блоках, импорта вооружений, услуг иностранных военных и т.п.
Более сложной была ситуация в Лаосе. Национальная элита оказалась расколота так, что отдельные представители королевского дома возглавляли противоположные политические фракции, из которых одна ориентировалась на левые идеи, а вторая придерживалась консервативных позиций. В 1949 г. левые оформились в Национальное движение Лаоса (Патет Лао), которое после ограниченных вооруженных стычек с правительством установило контроль над двумя северными провинциями страны.
Женевские соглашения 1954 г. предусматривали возможность объединения сил Патет Лао с правительственными и восстановление в северных провинциях власти центрального правительства. Как и Камбоджа, Лаос во внешней политике должен был следовать курсом нейтрализма. Однако в 1955 г. вооруженные столкновения возобновились после того, как королевское правительство отказалось допустить в участию в выборах население северных провинций. Только в конце 1957 г. лаосским сторонам удалось договориться о создании коалиционного правительства с участием левых фракций. Кабинет возглавил принц Суванна Фума. Новые выборы в 1958 г., однако, принесли победу левой коалиции настолько существенную (9 из 21 места), что составленный пропорционально их результатам новый коалиционный кабинет оказался неприемлемым для правых и умеренных фракций. В стране обострился гражданский конфликт. С лета 1958 г. США в нарушение Женевских соглашений стали на полуофициальной основе посылать антиправительственным правым группам военную помощь и «гражданский» персонал9.
Таким образом, на материковой части Восточной Азии во многом, по-видимому, под влиянием китайской революции преобладающей стала радикально-революционная форма национально-освободительного движения. Но она доминировала не везде. В Малайе подъем радикализма удалось нейтрализовать сочетанием своевременно проведенных реформ и разумно дозированного силового давления. В реформистское русло канализировались национальные процессы в островной части Восточной Азии - на Филиппинах и в Индонезии.
Военные отряды преимущественно китайского по своему этническому составу прокоммунистического движения в Малайе в 50-х годах достигали численности 6 тыс. чел. Это были относительно дисциплинированные части, поскольку нередко ими командовали нелегально проникшие в страну китайские кадровые офицеры. Опорными точками партизан были трущобные поселения китайских легальных и нелегальных экономических эмигрантов, разбросанные по всей территории страны. Борьба с повстанцами велась силами дислоцированного в стране 40-тысячного контингента британских войск и частей британских доминионов.
Однако, в отличие от режима в Южном Вьетнаме, малайское правительство уделяло значительное внимание социально-экономическому аспекту проблемы. Систематическая борьба с повстанцами началась с принятия программы реконструкции китайских населенных пунктов. Были предприняты меры по строительству домов, их благоустройству, улучшению транспортных возможностей и системы связи. На реализацию этой программы пошли средства, полученные от роста экспортных поступлений в результате конъюнктурного повышения цен на каучук и олово, вызванного войной в Корее. Кроме того, малайское правительство стало уделять внимание положению в горных районах, населенных мелкими некитайскими племенами, лишенными не только доступа к благам цивилизации, но и элементарной защиты от грабивших их повстанческих отрядов. На этих территориях были построены форты, при которых открылись медицинские учреждения и школы. Это улучшило отношение властей с населением и позволило наладить сотрудничество с ним местной полиции. В результате комплексных мер в 1957 г. партизанское движение в Малайе в основном прекратило свое существование10.
По пути реформ пошло и руководство Филиппин. Максимальная численность восставших на о. Лусон, где был центр партизанского движения, достигала 12 тыс. чел. Причинами восстаний стали безземелье жителей и чрезмерно жестокое обращение правительственных войск с населением при подавлении его стихийных протестов. Участвовавшие в антиправительственной борьбе коммунисты стремились придать ей более выраженный политический характер. В 1950 г. филиппинское правительство провело ряд реформ, чтобы устранить источник внутренней нестабильности. В стране была проведена реорганизация армии. Изменилась система набора в офицерский корпус, улучшилась организация воинской службы, повысилось качество командного состава и выросла армейская дисциплина. Соответственно, усилился контроль государственной власти над армейскими командирами. В итоге отношения армии и местного населения улучшились, что подготовило перелом в повстанческом движении.
Правительство объявило амнистию бывшим партизанам и провело аграрную реформу, в результате которой удалось высвободить земли, которые были предложены повстанцам, согласившимся сложить оружие. Новые участки выделялись в районах, удаленных от центра Лусона или на о. Минданао. Не удивительно, что к 1956 г. ряды повстанцев стали таять, а концу 50-х годов движение стало сходить на нет11. Важно иметь в виду, что в этот период США выделяли филиппинскому правительству крупные кредиты, позволившие провести аграрные преобразования и смягчить остроту проблемы безземелья.
Более сложной была, однако, ситуация в Индонезии. Президент А.Сукарно не стремился приобрести покровительство какого-то одного сильного партнера, которым для Малайи была Британия, а для Филиппин - США. Индонезийское правительство тяготело к нейтрализму и в 1954 г. отклонило проект Манильского пакта, вызвав охлаждение своих отношений с США. Одновременно в стране усилилось влияние коммунистов. После того как в 1948 г. попытка коммунистического восстания в Индонезии была подавлена, компартия обратились к легальным средствам борьбы. В 1955 г. на выборах в парламент она вышла на второе место (после националистической партии А.Сукарно), получив 16% голосов. Но это не означало пропорционального увеличения роли коммунистов в политике. А.Сукарно был сторонником «направляемой демократии» и стремился к созданию президентской, а не парламентской республики.
Поддержка правительства А.Сукарно не была всеобщей. Президент имел ее среди командования сухопутных войск и не имел - в руководстве ВВС и ВМС. В 1958 г. военные при финансовой поддержке действовавших в Индонезии американских нефтяных компаний организовали путч на о. Суматра. Одновременно выступление против правительства началось на о. Сулавеси, в Восточной Индонезии. Оба эти события наложились на неудачную для Индонезии попытку добиться передачи ей на основании решения ООН Западного Ириана. Проект соответствующей резолюции не получил необходимых 2/3 голосов ГА ООН, что дало основание националистам в Индонезии говорить о дискриминации страны западными государствами. В Индонезии вспыхнули антиголландские и антизападные настроения. Была захвачена собственность голландских граждан, а сами граждане были высланы из страны. В авангарде антииностранных выступлений оказались коммунисты. Популярность компартии стала превышать поддержку, которой пользовался сам А.Сукарно.
США полагали, что причина обострения ситуации в Индонезии - в мягкости подхода ее правительства к коммунистам. Поэтому американская администрация перестала поддерживать А.Сукарно и стала оказывать помощь путчистам на Суматре. В начале 1958 г. в руки индонезийского правительства попали доказательства вмешательства США во внутренние дела Индонезии на стороне антиправительственных сил, что еще более обострило американо-индонезийские отношения. Политически путчистов поддерживали Сингапур, Малайя, Филиппины и Тайвань. Оказавшись в изоляции, правительство А.Сукарно обратилось к улучшению отношений с Советским Союзом. С начала 60-х годов СССР стал оказывать Индонезии существенную экономическую и иную помощь12.
Отказ КНР от роли «пространства»
Все еще сложно сказать, насколько американская политическая мысль действительно воспринимала «пролетарский интернационализм» как готовность Мао Цзэдуна растворить интересы Китая в устремлениях СССР, а что из заявлений политиков США было пропагандой. Представляется, что изначально демонизация КНР и СССР стимулировалась сознательно. Так, в момент проведения советско-китайских переговоров о заключении союзного договора в январе 1950 г. госсекретарь США Д.Ачесон, рассуждая по поводу неизбежной потери Китаем Маньчжурии и Синьцзяна в случае союза с СССР, несомненно, просто имел в виду помешать договоренностям Москвы и Пекина. Но сформировав однажды стереотипное видение КНР как «марионетки московского политбюро»13, американские политики ограничили себе свободу маневра в отношении Китая в будущем.
Газетные писатели, члены конгресса, руководство партий и масса избирателей поверили в реальность советско-китайского монолита, и эта вера надолго заблокировала осторожные попытки академической науки поставить под сомнение жесткий курс США на непризнание КНР. Еще до своего назначения государственным секретарем, 18 мая 1951 г., выступая в Институте Китая в Нью-Йорке, Дж.Ф.Даллес заявил: «Мы будем относиться к режиму Мао Цзэдуна так, как к нему и нужно относиться - как к марионеточному». Как отмечает Норман Гребнер, Дж.Ф.Даллес вообще не признавал за азиатским национализмом самостоятельной политической роли, считая его производной от коммунизма14.
Закреплению восприятия КНР как одиозного режима содействовали и соображения солидарности с Чан Кайши, который стремился убедить Вашингтон в отсутствии у Мао Цзэдуна самостоятельности в отношениях с Москвой. Даже в момент кульминации советско-китайского конфликта в 60-х годах в США издавались книги Чан Кайши, на страницах которых с пафосом и, кажется, всерьез говорилось об «антикоммунистическом крестовом походе» против КНР и СССР, «всемирном антикоммунистическом фронте» и «антикоммунистической революционной войне»15.
Между тем, идеологический фактор играл в советско-китайских отношениях свою роль. Но роль эта была не одномерной. Наряду со сближающей функцией схожих марксистско-ленинско-сталинских воззрений, играло свою роль и разобщающее влияние идеологии национального интереса как в КНР, так и в СССР. В Китае идеология национального интереса была представлена молодым нетерпимым национализмом, а в Советском Союзе - «солидным» и «умудренным» государственничеством.
США и СССР не точно оценили способность региональной среды реагировать на их политику. Полностью обессиленная Европа после войны почти безропотно приняла навязанные ей сверхдержавами биполярные контуры нового порядка. В Азии, помимо побежденной Японии, очень многие страны чувствовали себя победителями и были таковыми в смысле обретения свободы. Состоящая из таких стран среда хотела и, как оказалось, могла сопротивляться стремлению сверхдержав проецировать на регион удобную для них схему раздела сфер интересов. В этом был структурный источник региональной нестабильности. Он выразился в разрушении «кодекса поведения» биполярности.
Смысл «биполярного поведения» состоял в том, что право на инициативы было монополизировано Соединенными Штатами и Советским Союзом. Каждая из держав могла быть источником как угрозы для главного оппонента, так и партнером в компромиссе. Но каждое из государств, входивших в руководимые СССР и США блоки, было ограничено векторами политики соответствующей державы-лидера. Активность «ведомых» стран разрешалась только в той мере, в какой она соответствовала устремлениям «ведущих». Соответственно, Москва и, в меньшей мере, Вашингтон считали себя обладателями если не права, то возможности вести себя так, как если бы поддержка союзников была автоматически гарантирована. Разногласия США, Британии и Франции по проблеме урегулирования во Вьетнаме были одним из доказательств слабости такой логики. Более важное свидетельство против нее дала ситуации вокруг Тайваня.
Между самим островом Тайвань и материком, как известно, располагаются несколько меньших островов, образующих цепочку опорных точек на пути с материка. С точки зрения высадки десанта с континента на Тайвань или с Тайваня на материк контроль над мелкими островами в проливе мог иметь важное значение. Речь шла о трех группах островов: о. Кэмой, «закрывавший» вход в порт Амой на материке; о. Мацу, лежащий на пути к порту Фучжоу; группа мелких островов Рачен к северу от Тайваня, расположенных в некотором отдалении от маршрута следования между Тайванем и континентальным Китаем. После того как в 1950 г. КНР «выбила» войска Гоминьдана с о. Хайнань, Пекин не отказывался от идеи таким же образом «освободить» и Тайвань. Но и США при Д.Эйзенхауэре вели себя наступательно, что создавало опасность встречной эскалации конфликта из-за Тайваня. В начале сентябре 1954 г. КНР начала систематический артиллерийский обстрел островов Кэмой и Мацу, блокируя их транспортные коммуникации с Тайванем и лишая дислоцированные на островах части возможности получать пополнение и продовольствие со своих баз. В ответ в Вашингтоне стали обсуждать возможность применения против Китая тактического ядерного оружия.
Советский Союз ориентировался на избежание конфликтов, угрожавших вовлеченностью в них ядерных держав. Москва не хотела разрастания кризиса, тем более что ее главной заботой была тогда подготовка намеченной на 1955 г. встречи лидеров СССР, США, Британии и Франции в Женеве, проведению которой мог помешать рост напряженности. В конце сентября 1954 г. в Пекин отправился Н.С.Хрущев, который согласовал с китайским руководством планы увеличения советской экономической помощи Китаю и одновременно постарался убедить Мао Цзэдуна в необходимости проявить сдержанность в тайваньском вопросе. Со своей стороны США пошли на достаточно серьезную уступку Китаю, рекомендовав Чан Кайши в январе 1955 г. вывести свои войска с островов Дачен ввиду их удаленности и невозможности их защищать силами авиации. В апреле 1955 г., находясь на конференции движения афро-азиатской солидарности в Бандунге, Чжоу Эньлай выступил с заявлением о том, что КНР не стремится к войне с США. Вслед за тем китайские обстрелы островов прекратились, а в Женеве (с августа 1955 г.) начались переговоры КНР и США о нормализации отношений.
Советский Союз смог удержать Китай в русле своей политики. Сделано это было ценой крупных уступок: середина 50-х годов - период апогея советско-китайского экономического сотрудничества, в рамках которого Китаю оказывалась помощь в модернизации хозяйства, политико-административной системы и подготовки кадров. Не приходится забывать о том, что обещание СССР содействовать Китаю в мирном использовании ядерной энергии тоже относится к этому периоду - соответствующее соглашение было подписано в октябре 1957 г. (советская сторона обязалась передать Китаю технологию производства ядерного оружия и поставить ядерный реактор мощностью 6 500 - 10 000 квт.16). Это было серьезное решение, резко ускорившее движение КНР к приобретению ядерного статуса.
Трудно указать причины решения содействовать ядерной программе КНР. Не исключено, что оно было хотя бы отчасти «индуцировано» планами Вашингтона, о которых советское руководство могло быть осведомлено спецслужбами. Из рассекреченных американских документов той поры известно, что вопрос о передачи ядерных технологий союзникам дебатировался в США. В ноябре 1953 г., за четыре года до советско-китайского соглашения, СНБ, рассматривая вопрос о передаче ядерной технологии в союзные страны, решил, что «США должны увеличить открытость информации в области атомной энергии для избранных союзных правительств с тем, чтобы: а) обеспечить их осведомленность, необходимую для военного планирования их собственных оборонных мероприятий и совместных операций с США; б) поощрить их совместно с США выступать в кризисах, предоставляя тем самым США бoльшую свободу в применении ядерного оружия и уменьшая бремя ответственности США в случае войны»17. Первыми среди потенциальных получателей американской помощи значились Британия и Канада. Хотя Япония, Южная Корея и Тайвань, как следует из документа, не могли рассчитывать на доступ к военной ядерной технологии, в 50-е годы США заключили с ними соглашения о мирном использовании ядерной энергии. Эти факты влияли на политику Москвы.
Между тем, интересы КНР и СССР не совпадали. СССР, достигший глобального влияния, был удовлетворен своим международным положением и военно-техническими достижениями (создание водородной бомбы в 1952 г. и межконтинентальных баллистических ракет в 1957 г.). КНР только стремилась повысить свой международный статус и была склонна к революционным решениям. Китайское руководство не разделяло мнения СССР относительно того, что ядерное оружие не знает классовых различий. Стоит согласиться с мнением М.Гальперина о том, что Китай считал программу разоружения, предложенную Советским Союзом в начале 60-х годов, направленной против его интересов и идеалов мировой революции18.
В ходе китайско-американских переговоров в Женеве задачей китайской стороны было добиться дипломатического признания КНР Соединенными Штатами. Взамен Пекин был готов декларировать отказ от применения силы в Тайваньском проливе. По сути дела это могло означать согласие на формулу разделенных государств. Но США не были готовы признать КНР, их интересовали частные вопросы - главным образом освобождение находившихся в китайском плену американских летчиков. Без успеха переговоры проходили до лета 1958 г., периодически сопровождаясь «техническими» эксцессами, оскорбительными для КНР19. Возможно, пытаясь оказать давление на США, с 23 августа 1958 г. Китай возобновил обстрелы Кэмой и Мацу, сопровождавшиеся бомбардировками позиций гоминьдановских войск с воздуха.
Общая международная ситуация была довольно напряженной. В июле 1958 г. в Ираке была свергнута монархия. В Сирии у власти тоже утвердился революционный режим. Западные державы опасались, что при поддержке двух этих стран левые силы в Иордании совершат государственный переворот и в этой стране. С целью оказать поддержку иорданскому союзнику Британия и США предприняли высадку своих сил в Ливане и Иордании. Однако, несмотря на вовлеченность в ближневосточный кризис, американская администрация прореагировала на события в Тайваньском проливе весьма энергично.
Еще в январе 1955 г. конгресс принял резолюцию, разрешавшую президенту применить силу при необходимости защитить Тайвань и «связанные с ним позиции и территории». Правда, вопрос о том, что понималось под последними оставался открытым. Строго говоря, резолюция «покрывала только сам Тайвань и Пескадорские о-ва»20. В отношении же о-вов Кэмой и Мацу подразумевалось, что их следовало защищать лишь в том случае, если имелись веские основания считать, что нападение на них является фазой подготовки к атаке непосредственно на Тайвань. Эта формулировка относила решение вопроса о применении силы на усмотрение президента, который и воспользовался полученным правом. В Тайваньский пролив были направлены американские авианосцы с ядерным оружием на борту, и корабли ВМС США стали сопровождать гоминьдановские конвои, курсировавшие между островами и Тайванем. В сентябре 1958 г. Д.Эйзенхауэр и Дж.Ф.Даллес подтвердили намерение применить тактическое ядерное оружие в случае разрастания конфликта.
Советский Союз не был осведомлен о китайской акции заранее, хотя в начале августа 1958 г. Н.С.Хрущев был в Пекине с кратким визитом. В ситуации кризиса СССР фактически отказался поддержать Китай. В разгар событий в Пекин с секретной миссией был направлен министр иностранных дел СССР А.А.Громыко, который сообщил Мао Цзэдуну о том, что Москва не будет готова оказать помощь КНР в случае ее вооруженного конфликта с Соединенными Штатами.
Формально Москва реагировала на действия ВМС США в Тайваньском проливе бурно. Н.С.Хрущев направил Д.Эйзенхауэру два резких послания, в которые была включена фраза о том, что нападение на КНР будет рассматриваться в Москве как нападение на Советский Союз. Но, как показал в своем в скрупулезном исследовании М.Гальперин, это послание было отправлено из Москвы 7 сентября 1958 г. - уже после того, как стало ясно, что пик кризиса пройден, и в Женеве возобновились переговоры КНР и США на уровне послов21. В Вашингтоне в действенность советской угрозы не поверили. «Декоративный» смысл посланий СССР был ясен и в Пекине - заявления советского лидера даже не были опубликованы в китайской прессе.
Это был поворотный пункт в отношениях КНР с Советским Союзом. Москва вынесла из кризиса мнение о готовности Пекина рисковать ядерной войной и безопасностью СССР ради цели объединения с Тайванем, которая, с точки зрения СССР, не являлась жизненно важной. Китайское руководство сочло, что Москва фактически стоит на позиции «двух Китаев» и не намерена оказывать поддержку КНР в осуществлении того, что китайские коммунисты считали своей первоочередной национальной задачей.
Началась деградация стратегического сотрудничества двух стран. В октябре 1958 г. Пекин отклонил сделанные в начале августа 1958 г. Н.С.Хрущевым предложения о строительстве советской базы для подводных лодок и радиолокационной станции слежения в Китае. В западной литературе высказывается мнение о том, что одновременно КНР отказалась разместить на своей территории советские ракеты22.
Более важным было нарастание разногласий по вопросам ядерного оружия. В 1955 г. Китай принял решение о разработке и создании ядерного оружия. Осуществление ядерной программы было одной из приоритетных задач КНР, поскольку обладание атомным оружием соответствовало представлениям китайского руководства о статусе мировой державы, способной на равных иметь дело с СССР и США23. Финансовая и технологическая зависимость от СССР вынуждала Пекин оставаться в рамках советского лидерства в международных делах, однако, только до той поры, пока «следование за СССР» совпадало с линией на укрепление основы для собственной независимой политики КНР в будущем.
Между тем, успехи СССР в наращивании наступательных ядерных возможностей вынуждали к осторожности. Концепция «отбрасывания» коммунизма, хотя формально она не была дезавуирована, с середины 50-х годов перестала определять внешнеполитическое поведение США. В конце 1954 г. в документах СНБ появилась мысль о взаимном устрашении как возможном средстве сдержать развязывание новой войны24. В начале 1956 г. началась отработка термина «ядерный паритет». Был сделан вывод о том, что «маловероятно ожидать в ближайшие несколько лет попыток СССР и коммунистического Китая намеренно начать общую войну или начать открытую военную агрессию, которая, по их оценкам, могла бы привести к высокой вероятности риска крупномасштабного конфликта с США»25.
Более того, в мае 1958 г. в директиве об основных направлениях политики национальной безопасности отмечалось: «Инициирование Соединенными Штатами превентивной войны с целью подавления военной мощи советских или китайских коммунистов является неприемлемым курсом как для самих США, так и для американских союзников». Соответственно, в случае возникновения ограниченной агрессии ее предлагалось пресекать «таким образом и в таком наилучшим образом выверенном масштабе, чтобы не допустить перерастания враждебных действий в общую войну»26. В мышлении американских аналитиков были более четко разделены понятия общей и локальной войны. Это подготовило взаимопонимание с СССР по вопросам глобальной стратегии и одновременно придавало китайской проблематике в советско-американских отношениях более подчиненный характер. Но так могло быть только до той поры, пока КНР оставалась неядерной державой. В той мере, как СССР был заинтересован в компромиссе с США по общим вопросам, он должен был стремиться предупредить появление ядерного оружия у Китая.
С 1958 г. начались советско-американские переговоры об ограничении ядерных испытаний, что должно было регламентировать опытно-конструкторские работы по созданию атомного оружия и совершенствованию его систем. В январе 1959 г. Н.С.Хрущев выступил с идеей превращения Дальнего Востока в безъядерную зону. Этот проект стал формальным поводом для отказа в июне 1959 г. СССР от соблюдения условий советско-китайского соглашения о сотрудничестве в области ядерной энергии. Считать КНР стратегическим союзником СССР было уже нельзя.
 | страница назад |
|
страница вперед |  |
 |
Оставьте Ваш комментарий к этой статье и получите доступ к закрытому разделу сайта |
Добавление комментария |