|
Не удивительно, что Германия была уязвлена англо-французским соглашением. Она не могла примириться с тем, что уплывает такой соблазнительный, ещё не поделённый кусок, как Марокко. Ещё больше тревожил её самый факт англо-французского сотрудничества. В нём она усматривала препятствие для своих захватнических планов.
После соглашения с Францией английское адмиралтейство стянуло в отечественные воды около 160 военных судов, разбросанных по многочисленным владениям Англии, но главным образом из Средиземного моря; там после соглашения с Францией английские коммуникации оказывались в относительной безопасности. Ещё в 1903 г. Англия начала постройку военно-морских баз на своём восточном побережье, обращенном в сторону Германии. Раньше главные базы английского флота находились на побережье Ламанша, против французских берегов. В английских военно-морских кругах зрела мысль, не лучше ли заблаговременно посредством неожиданного нападения пустить ко дну германский флот, как это когда-то было сделано с датским флотом на Копенгагенском рейде. Слухи об этих замыслах дошли и до немцев. 23 ноября 1904 г. Вильгельм писал Бюлову: «Я сегодня получил новое сообщение о всё более ухудшающемся настроении, о статьях, которые прямо призывают к нападению, а также о разговорах с дамами из морских кругов; они открыто заявляли, что нам вскоре должны объявить войну, так как наш флот пока ещё настолько мал, что его можно уничтожить без опасности для Англии, а через два года будет уже поздно». Никогда британское правительство не принимало подобного решения. Лишь адмирал Фишер и первый гражданский лорд адмиралтейства Ли держались того мнения, что внезапный удар по вражескому флоту был бы с военной точки зрения самым целесообразным способом действий. «Если возникнет война, — заявил Ли, — британский флот сумеет нанести первый и сокрушительный удар, прежде чем противная держава узнает, из газет, что война объявлена».
Сначала немцы внешне не реагировали на заключение Антанты. Но по мере того, как царская Россия терпела поражения в войне с Японией, германские империалисты стали смелеть. И вот, в ответ на англо-французскую Антанту германская дипломатия в лице Гольштейна задумала встречный дипломатический маневр. Она решилась на попытку заключить союз с Россией. Хотя и поздно, но Бюлов и Гольштейн поняли, что их политика балансирования между Россией и Англией была ошибкой. Момент был для Германии благоприятен. Во время войны с Японией Россия, естественно, нуждалась в дружественных отношениях с Германией. Германское правительство не упустило такого случая, чтобы вытянуть у царизма максимум уступок. Первым средством оплаты немецкой «дружбы» стал торговый договор, который немцы навязали России в 1904 г. Они использовали стеснённое положение царского правительства, чтобы заставить его снизить пошлины на фабрикаты. Договор широко открывал путь в Россию для германских товаров и для германского капитала. Он способствовал росту немецкого Василия в народном хозяйстве России. Когда на Дальний Восток была отправлена из Балтики эскадра адмирала Рожественского, то германское правительство дозволило своим судовладельцам снабжать русские суда в пути углём. Это ещё более увеличило зависимость России от Германии.
В конце октября 1904 г. неожиданный инцидент породил англо-русский конфликт. Адмирал Рожественский получил ложные агентурные сведения, что в Северном море его поджидают японские миноносцы. Опасаясь нападения, Рожественский обстрелял близ Доггер-Банка, неподалёку от Гулля, английские рыболовные суда, приняв их за японские эсминцы. Так возник гулльский инцидент. Не довольствуясь дипломатическим протестом, английское правительство приступило к некоторым подготовительным мероприятиям военного характера.
Германская дипломатия уже давно поджидала какого-либо подобного момента — как хищник подкарауливает добычу. Теперь ей показалось, что настало время для прыжка. Кайзер лично телеграфировал царю, сообщая, что Англия намерена помешать Германии снабжать углём русский военный флот; он предлагал совместно положить конец этим поползновениям и сообща принудить Францию присоединиться к России и Германии для солидарного отпора Англии. Царь и его правительство были напуганы возможностью военных осложнений с Англией. Николай по телеграфу ответил Вильгельму согласием и попросил прислать проект союзного договора. Ответ Вильгельма гласил: «Дорогой Ники! Твоя милая телеграмма доставила мне удовольствие, показав, что в трудную минуту я могу быть тебе полезным. Я немедленно обратился к канцлеру, и мы оба тайно, не сообщая об этом никому, составили, согласно твоему желанию, 3 статьи договора. Пусть будет так, как ты говоришь. Будем вместе». К этому чувствительному посланию прилагался проект союзного договора. «В случае, если одна из двух империй подвергнется нападению со стороны одной из европейских держав, — гласил проект, — союзница её придёт к ней на помощь всеми своими сухопутными и морскими силами. В случае надобности обе союзницы будут также действовать совместно, чтобы напомнить Франции об обязательствах, принятых ею на себя, согласно условиям договора франко-русского союза».
Николай II и Ламздорф предложили внести в проект некоторые поправки. Но вскоре в Петербурге возникло сомнение: не лучше ли предварительно показать проект договора французам? Об этом царь сообщил Вильгельму. Фактически это означало срыв переговоров: Германии как раз надо было поставить Францию перед совершившимся фактом русско-германского соглашения. «Дорогой Бюлов, — сообщил Вильгельм своему канцлеру, — при сем посылаю вам только что полученную от царя шифрованную телеграмму, которую я расшифровал при помощи Куно и Гогенау. Его величество начинает прошибать холодный пот из-за галлов, и он такая тряпка, что даже этот договор с нами не желает заключать без их разрешения, а значит, не желает его заключать также и против них. По моему мнению, нельзя допустить, чтобы Париж что-нибудь узнал, прежде чем мы получим подпись „царя-батюшки”. Ибо если до подписания договора сообщить Делькассе, то это равносильно тому, что он даст телеграмму Камбону и в тот же вечер её напечатают в „ Times” и „Figaro”, а тогда делу конец... Такой оборот дела очень огорчает, но не удивляет меня: он (т. е. царь) по отношению к галлам — из-за займов — слишком бесхребетен».
Дело ограничилось тем, что по категорическому требованию немцев 12 декабря им была гарантирована вооружённая помощь России в случае, если у них возникнет конфликт с Англией специально из-за угольных поставок русскому флоту.
Почему царское правительство отказалось от союза с Германией? Союз с Германией означал разрыв союза с Францией и вовлекал Россию в фарватер германской политики. Это главное. Другой причиной отказа была финансовая зависимость русского царизма от французского капитала. В дни переговоров с Германией министр финансов Коковцев представил царю доклад. В нём исчислялось, что при использовании всех трёх доступных России денежных рынков — парижского берлинского и амстердамского — в течение 1905 г. удастся занять не более 500 миллионов рублей, которых хватит лишь на 8 месяцев войны. А между тем предвиделся ещё дефицит в 40 миллионов в обыкновенном бюджете. Из 500 миллионов, на получение которых, по исчислению Коковцева, могла рассчитывать Россия на германском рынке, уже было добыто всё, что возможно было оттуда выкачать. Там только что приступили к реализации займа в 231 миллион, которые поступали России мелкими долями в течение всего следующего, 1905 г. Остальные 270 миллионов германский капитал дать уже не мог; их можно было получить лишь в Париже. При таких условиях ссориться с французами не приходилось. В течение 1904 г. было уже немало фактов, свидетельствовавших, что на каждый симптом русско-германского сближения Париж отвечает ударом по царским финансам. Когда русскому правительству пришлось заплатить Гер* мания за её нейтралитет торговым договором, французское правительство в порядке компенсации выговорило передачу русских военных заказов французским промышленникам, хотя их цены и были выше германских. В результате Россия переплачивала на шрапнели, лишь бы не терять доступа к парижскому денежному рынку. Зависимость царской России от французского капитала ярко иллюстрирует и другой эпизод. В марте 1905 г. в Петербург приехали Нецлин, Готтингер и другие французские банкиры. После долгой торговли они договорились с Коковцевым о займе в 300 миллионов рублей. Контракт был окончательно составлен 13 марта. Вечером Нецлин и Готтингер отобедали у Коковцева, и было условлено, что на следующий день в 11 часов утра они приедут к нему для подписания контракта. Но произошло нечто неслыханное: банкиры не явились! Они даже не сочли нужным принести лично извинения, а лишь прислали письмо, в котором сообщили, что ночью ими получено указание из Парижа воздержаться от подписания контракта.
Такими приёмами французский империализм пытался принудить Россию заключить мир с Японией. «Боясь революции, — писал Ленин, — капитал хочет оказать давление на самодержавие в целях заключения мира с Японией и мира с либеральной русской буржуазией».
И действительно, после этой неудачи Коковцев представил царю записку о необходимости немедленного мира. Но затем оказалось, что в Берлине ещё можно раздобыть немного денег: банкирский дом Мендельсона из ростовщических процентов ссудил русскому правительству 150 миллионов рублей. Война продолжалась, а парижские банкиры изнывали от зависти, подсчитывая, какой барыш сорвал с русских Мендельсон.
Как бы то ни было, Германии не удалось заключить союз с Россией. Таким образом, эта первая попытка германской дипломатии парировать англо-французское соглашение сорвалась. Но Гольштейн и Бюлов не сложили оружия. Используя ослабление России, они решили нанести удар Франции, чтобы показать ей, как рискованно сближаться с Англией и как опасно итти против Германии.
страница назад |
страница вперед |
Комментарии
Комментарий от Алиса 2 марта 2012 г. Он способствовал росту немецкого Василия в народном хозяйстве России.
какого еще Василия??? xD |
Оставьте Ваш комментарий к этой статье и получите доступ к закрытому разделу сайта |
Добавление комментария |