|
9 января 1853 г. на вечере у великой княгини Елены Павловны, на котором присутствовал дипломатический корпус, царь подошел к Сеймуру и повел с ним тот разговор, с которого начинается политическая история 1853 года, первого из трех кровавых лет, закончивших царствование Николая и открывших новую эру в истории Европы. Царь заговорил с Сеймуром так, как будто не прошло почти девяти лет с тех пор, как он беседовал в июне 1844 г. в Виндзоре с Пилем и лордом Эбердином. Сразу же царь перешел к теме о том, что Турция — «больной человек». Николай не менял всю жизнь своей терминологии, когда говорил о Турецкой империи. «Теперь я хочу говорить с вами как другой джентльмен, — продолжал Николай. — Если нам удастся притти к соглашению — мне и Англии — остальное мне неважно, мне безразлично, что делают или сделают другие. Итак, говоря откровенно, я вам прямо заявляю, что если Англия думает в близком будущем водвориться в Константинополе, то я этого не позволю. Я не приписываю вам этих намерений, но в подобных случаях предпочтительнее говорить ясно. С своей стороны, я равным образом расположен принять обязательство не водворяться там, разумеется, в качестве собственника; в качестве временного охранителя — дело другое. Может случиться, что обстоятельства принудят меня занять Константинополь, если ничего не окажется предусмотренным, если нужно будет все предоставить случаю. Ни русские, ни англичане, ни французы не завладеют Константинополем. Точно так же не получит его и Греция. Я никогда не допущу до этого». Царь продолжал: «Пусть Молдавия, Валахия, Сербия, Болгария поступят под протекторат России. Что касается Египта, то я вполне понимаю важное значение этой территории для Англии. Тут я могу только сказать, что, если при распределении оттоманского наследства после падения империи, вы овладеете Египтом, то у меня не будет возражений против этого. То же самое я скажу и о Кандии [острове Крите]. Этот остров, может быть, подходит вам, и я не вижу, почему ему не стать английским владением». При прощании с Гамильтоном Сеймуром, Николай сказал: «Хорошо. Так побудите же ваше правительство снова написать об этом предмете, написать более полно, и пусть оно сделает это без колебаний. Я доверяю английскому правительству. Я прошу у него не обязательства, не соглашения: это свободный обмен мнений, и в случае необходимости, слово джентльмена. Для нас это достаточно».
Гамильтон Сеймур был приглашен к Николаю уже через пять дней. Второй разговор состоялся 14 января, третий — 20 февраля, четвертый и последний — 21 февраля 1853 г. Смысл этих разговоров был ясен: царь предлагал Англии разделить вдвоем с Россией Турецкую империю, причем не предрешал участи Аравии, Месопотамии, Малой Азии.
Начиная эти разговоры в январе — феврале 1853 г., царь допустил три капитальные ошибки: во-первых, он очень
легко сбросил со счетов Францию, убедив себя, что эта держава еще слишком слаба после пережитых в 1848 — 1851 гг. волнений и переворотов, и что новый император Франции не станет рисковать, ввязываясь в ненужную ему далекую войну; во-вторых, Николай, на вопрос Сеймура об Австрии, ответил, что Австрия — это то же, что он, Николай, т. е., что со стороны Австрии ни малейшего противодействия оказано не будет; в-третьих, он совсем неправильно представил себе, как будет принято его предложение английским правительством. Николай сбивало с толку всегда дружественное к нему отношение Виктории; он до конца дней своих не знал и не понимал английской конституционной теории и практики. Его успокаивало, что во главе кабинета в Англии в этот момент, в 1853 г., стоял тот самый лорд Эбердин, который так ласково его выслушивал в Виндзоре еще в 1844 г. Все это, казалось, позволяло Николаю надеяться, что его предложение встретит благоприятный прием. 9 февраля из Лондона пришел ответ, данный от имени кабинета статс-секретарем по иностранным делам лордом Джоном Росселем. Ответ был резко отрицательный. Лорд Россель не менее подозрительно относился к русской политике на Востоке, чем сам Пальмерстон. Лорд Россель заявлял, что он не видит вовсе, почему можно думать, будто Турция близка к падению. Вообще он не находит возможным заключать какие бы то ни было соглашения касательно Турции. Далее, даже временный переход Константинополя в руки царя он считает недопустимым. Наконец, Россель подчеркнул, что и Франция и Австрия отнесутся подозрительно к подобному англо-русскому соглашению.
После получения этого отказа Нессельроде старался в беседе с Сеймуром смягчить смысл первоначальных заявлений царя, заверяя, будто царь не хотел угрожать Турции, а лишь желал бы вместе с Англией гарантировать ее от возможных покушений со стороны Франции.
Перед Николаем после этого отказа открывалось два пути: или просто отложить затеваемое предприятие, или итти напролом. Если бы царь думал, что на сторону Джона Росселя станут Австрия и Франция, тогда нужно было бы выбирать первый путь. Если же признать, что Австрия и Франция не присоединятся к Англии, тогда можно было итти напролом, так как царь хорошо понимал, что Англия без союзников воевать с ним не решится.
Николай избрал второй путь. «Что касается Австрии, то я в ней уверен, так как наши договоры определяют наши отношения», — такую пометку сделал царь собственноручно на полях представленной ему копии письма лорда Росселя к Гамильтону Сеймуру. Таким образом, он сбрасывал Австрию со счетов.
страница назад |
страница вперед |
Комментарии
Комментарий от рер е 2 декабря 2010 г. ghngfh
|
Оставьте Ваш комментарий к этой статье и получите доступ к закрытому разделу сайта |
Добавление комментария |