|
Сын трактирщика из Оверни, бедствующий гимназист, впоследствии неимущий студент Парижского университета, мелкий адвокат, довольствующийся гонораром в 25 франков за любое дело, далее мэр парижского предместья Обервилль, с 1914 г. — депутат палаты, один из самых левых членов социалистической партии — таковы начальные этапы личной и общественной биографии Пьера Лаваля. Совершенно иной представляется его дальнейшая карьера. В 1930 г. Лаваль — уже богач, наживший аферами миллионы, хозяин нескольких провинциальных газет, собственник доходнейшего поместья «Ла Корбьер» в Нормандии, обладатель увесистого пакета акций минеральных вод Виши, обитатель аристократической виллы «Саид» в одном из наиболее изысканных районов Парижа. Лаваль уже ушёл из социалистической партии. В парламентских кулуарах ему приятельски пожимают руку правые депутаты. С ним ведёт интимные застольные беседы Андрэ Тардье, начавший свою политическую карьеру с попыток продаться немцам, ради власти готовый предать любого из своих друзей и покровителей, как он и сделал со своим «патроном» Клемансо, и до конца дней своих мечтавший о то» «решающем часе», который сделает его, Тардье, диктатором Франции. Лаваль шепчется и с продажным агентом Германии де Бриноном; он приближает к себе грязного провокатора Дорно, которого ценит за горластую демагогию, звериную ненависть к коммунистам и умение сколачивать банды фашистских погромщиков. Сочувственно присматривается он и к полковнику де ла Року, бывшему контрразведчику, а затем вожаку «Боевых крестов» — военизированной контрреволюционной организации, французского издания германского «Стального шлема».
Лаваль нашёл себя; он обрёл и свою стихию. Выходец из среды мелкой буржуазии, стяжатель, спекулянт и честолюбец, он отдаёт себя на службу тем, в ком видит истинных хозяев Франции: за Лавалем стоит монополистический капитал, отбрасывающий такие демократические предрассудки, как парламентские методы управления страной, подбирающий себе на службу пролаз, авантюристов, людей без чести и совести, мечтающий укротить рабочий класс при помощи террористической диктатуры, видящий в фашистской Германии и Италии не врагов французского народа, а сродную себе классовую силу.
Пока Лаваль ещё не проявил с полной очевидностью своей вражды к «левым» и тяготения к фашизму, наружность его служила благодарным предметом для карикатуристов Гитлера. Впоследствии, когда Лаваль стал лакеем Гитлера, эти издевательства над «типом французского негроида» разом прекратились: по приказу Геббельса, внешность предателя Франции неожиданно приобрела в немецко-фашистских иллюстрациях черты почти «арийской правильности». Но и сами соотечественники Лаваля далеко не всегда беззлобно подсмеивались над его наружностью. Приземистая фигура овернца, его оливковое лицо, толстые губы, щербатый рот, густая и неопрятная шевелюра являлись предметом весьма нелестных острот. Одни называли Лаваля продавцом фиг, другие — цыганом и лошадиным барышником, третьи по поводу общеизвестного пристрастия Лаваля к белому галстуку саркастически замечали, что этот галстук — единственное светлое пятно на тёмной фигуре министра. Смеялись и над анекдотическим невежеством Лаваля, в особенности в области истории и географии. Вспоминали, между прочим, как в ответственнейшем разговоре с руководителями внешней политики одной из великих держав этот министр иностранных дел Франции с бесподобным апломбом относил Персию к прибрежным черноморским странам. Вскоре после этого конфузного случая на стене роскошного министерского кабинета, на Кэ Д'Орсэ, услужливой рукой одного из ближайших сотрудников Лаваля была повешена новенькая географическая карта.
Став министром иностранных дел Франции, Пьер Лаваль прежде всего постарался мирно покончить с делом о марсельском убийстве. Рассмотрение этого вопроса состоялось в Совете Лиги наций 7—10 декабря 1934 г. в связи с заявлением Югославии о соучастии венгерского правительства в марсельском преступлении. Лаваль произнес в Совете самую двусмысленную речь. Он начал с патетического заявления, что «в этот серьёзный час Франция стоит плечом к плечу с Югославией»; закончил же он своё выступление угодливым пожеланием, чтобы Венгрия сама нашла у себя виновных и положила конец их деятельности. В таком же духе, в результате закулисных переговоров и под нажимом французской дипломатии, была составлена и принята резолюция Совета Лиги наций по делу о марсельском злодеянии.
Лаваль торжествовал. Он знал, что им довольны и в Берлине, и в Будапеште, и в Риме. Действительно, вскоре Лаваль получил любезное приглашение Муссолини посетить Рим для переговоров.
 | страница назад |
|
страница вперед |  |
 |
Оставьте Ваш комментарий к этой статье и получите доступ к закрытому разделу сайта |
Добавление комментария |