Использование национальных разногласий и противоречивых интересов в стане врагов

Одним из излюбленнейших приёмов дипломатии, подготовляющей внутреннее разложение в стане противника, всегда являлось разжигание междунациональной розни во враждебной стране. Достаточно напомнить лишь несколько характерных примеров. Готовя захват Шлезвига и Гольштейна в 1863 — 1864 гг., Бисмарк всеми мерами старался раздуть вовсе не существовавшую вражду немецкого населения этих провинций против датского правительства. Так же точно и болгарское правительство, уже с ранней весны 1913 г. подготовляя внезапное нападение на союзную Сербию и вторжение в сербские округа Македонии, изо всех сил посредством подсылаемых эмиссаров разжигало ненависть между болгарским меньшинством и сербским большинством в этих округах. Так оно продолжало свою всегдашнюю деятельность в этом направлении, начавшуюся ещё во времена турецкого владычества. Следуя по тому же пути, ещё задолго до мировой войны 1914 г., дипломатия Германской империи, начиная уже с канцлерства Бюлова, осторожно, под рукой, поддерживала в Бельгии фламандское движение против валлонов. Следует отметить, что сами «флемминги», невзирая на настойчиво выражаемые в германской печати сожаления о их будто бы горькой участи, и не думали жаловаться на какие-либо притеснения: бельгийская конституция твёрдо обеспечивала им равные права с прочими гражданами королевства. А когда в августе 1914 г. немцы предательским ударом в спину овладели Бельгией, они немедленно же приступили к расчленению страны. При этом немцы громко провозгласили, что намерены спасти «измученное германское племя флеммингов» от «чужеземного» (т. е. бельгийского) владычества. Грабили, впрочем, немецкие оккупационные власти совершенно нелицеприятно и без разбора и тех и других, и валлонов и спасаемых будто бы «флеммингов». Нечего и говорить, что, как только немцы были в 1918 г. выгнаны вон из страны, ни малейшего сепаратистского движения в Бельгии не оказалось. Таким образом, обнаружилась воочию вся искусственность дипломатического подстрекательства и разжигания фламандского партикуляризма. Но, конечно, всё, что знала новейшая история об использовании внутренних раздоров и неурядиц с целью подготовки захватов и вторжений в облюбованную страну, было превзойдено гитлеровскими дипломатами в 1933—1941 гг.

Как и во многих других случаях, продолжая применять все приёмы и ухватки дипломатии вильгельмовских времён, гитлеровская клика действовала всё же с такой бесцеремонностью, с такой наглостью, с открытым применением таких коварных и жестоких мер, что ничего подобного Европа за последний период своего существования, конечно, не видела. У гитлеровцев дипломатия и война всегда сливались воедино. Это не только потому, что гитлеровцы нападали без объявления войны, бросались на свою жертву из-за угла, даже не трудясь придумывать предлоги и изобретать претензии. Дипломаты гитлеровской Германии уже задолго до прямого начала военных действий выступали как застрельщики и разведчики германской армии. Руками подосланных террористов туземного или импортного происхождения они убивали наиболее для них вредных (как им казалось) деятелей страны, на которую собирались напасть. Так умертвили они министра Французской республики Барту, короля Югославии Александра, австрийского канцлера Дольфуса. Они взрывали мосты и вокзалы, следуя традициям императорской Германии, как делали ещё в Канаде в 1916 г. агенты и шпионы фон Папена, пребывавшего в то время в Вашингтоне в качестве военного атташе имперского правительства. Фон Папен был тогда ещё «неведомым избранником», простора желанного он ещё не имел; всё же пришлось отозвать его за слишком уж рискованную оперативность и расторопность. Нужно было дождаться водворения гитлеровского режима в Германии, чтобы дать Папену возможность делать то, что он и принялся делать в качестве посла в Австрии, готовя удушение австрийской самостоятельности, или впоследствии будучи германским послом в Турции. Он организовал здесь восстания курдских племён; он наблюдал с безопасной дистанции взрывы таинственных бомб во время своих невинных прогулок по улицам Анкары и подсылал агитаторов-поджигателей в Ирак и Иран, в Сирию и Палестину.

В то время как фон Папен старался «углубить» в Малой Азии национальное самосознание курдов и подстрекнуть их на попытку отнять у турецкого правительства мосульскую нефть, — па западном конце Европы гитлеровская дипломатия чутким ухом уловила неслышное никому до тех пор пробуждение национального чувства... в кельтах, населяющих западные департаменты Франции. Кельты, т. е. бретонцы и отчасти нормандцы, вплоть до того момента, как внешнеполитический отдел национал-социалистской партии в Берлине возымел к ним сострадание, даже и не подозревали, в каком унизительном положении они находятся. В самом деле, французы, это «негроизироваиное племя», государство «мулатов», по определению Гитлера, осмеливаются держать под своей властью кельтов, чистейших арийцев, сохранивших на берегу Ламанша и Атлантического океана непорочность арийской расы. Уже ранней весной 1934 г. в Мюнхене был основан Союз пробуждающихся кельтов во главе с чиновником гестапо Фридрихом Шмитцем. Союз получил субсидию от внешнеполитического отдела национал-социалистской партяи и немедленно открыл в городе Ренн, во французской Бретани, Центральный комитет национальной бретонской партии. Французские газеты обратили внимание на то, что в Ренн наехало и тотчас же вступило в новоявленную партию очень много немцев. Но гитлеровцы нашли средства успокоить французскую прессу. Газеты примолкли. Зато реннский Центральный комитет обзавёлся своим органом «Бретонская нация», и вот что можно было прочитать в номере этой газеты от 17 июня 1934 г.: «Будем же сражаться вместе, чтобы в ближайшей войне Бретань стала свободной и самостоятельной. Франция стремится к войне. Бретонцы, внимание! Разобьём цепи, которыми нас сковывает Франция!». Всё это творилось открыто, на глазах безмятежно созерцающих французских властей. Но дело этим не ограничилось. Германское посольство в Париже создало и финансировало террористическую секцию национально-бретонской партии «Гвенн-га-ду»; и вот по Бретани в 1935 — 1939 гг. прокатилась волна железнодорожных крушений, взрывов памятников и отдельных зданий и т. п. Ни малейшего отклика в бретонском народе это «движение», конечно, не вызвало. Но после капитуляции Франции в 1940 г. немцы, при услужливом пособничестве правительства Виши, поспешили посадить в Бретани подходящих квислингов в качестве её «излюбленных людей» и представителей. О подрывной работе гитлеровцев в 1938—1940 гг. в Эльзас-Лотарингии и говорить не приходится. Много работали на Корсике, но уже не только подрывники Гитлера, а также и агенты Муссолини... Движение автономистов на Корсике оказалось таким же искусственным, как в Бретани. Все эти неудачи не помешали германской дипломатии создать в Париже легализированный в 1936 г., но существовавший и раньше Центральный комитет национальных меньшинств Франции. Он должен был объединить всех этих внезапно народившихся автономистов. Но прилежнее и с наибольшим успехом этот комитет занялся организацией еврейских погромов в Алжире и Тунисе. Ещё успешнее велось дело погромов «внешнеполитическим отделом национал-социалистской партии» в английских протекторатах и прежде всего в Палестине и северной Аравии. Особенно любовное внимание и официальная гитлеровская дипломатия (Министерство иностранных дел) и официозная («внешнеполитический отдел национал-социалистской партии») уделяла всегда марокканским делам. В октябре 1934 г. в Берлине с большой помпой открылась «конференция мусульманских общин» под председательством одного из непримиримейших врагов Франции, марокканского вождя Абд-эль-Вахаба. Конференция провозгласила, что свою «свободу» Марокко, Тунис, Алжир получат только при победе Германии над Францией. Во Франции знали обо всём этом. Но когда французским правителям, начиная с Думерга, продолжая Лавалем и кончая Даладье, докладывали об, этом невероятном по наглости, небывалом по безнаказанности, открытом походе против Франции, об этой подрывной работе по расчленению государства, министры отвечали на это только усиленными арестами коммунистов как в Париже, так и в Северной Африке, да жалобами на коварство Москвы.

Защита угнетённых меньшинств, восстановление попранных национальных прав, борьба за самоопределение слабых племён — такова была бесстыдная дипломатическая маскировка гитлеровской и муссолиниевской дипломатии, стремившейся содействовать образованию пресловутой «пятой колонны» во враждебных гитлеровщине государствах. Но не только эта лживая и лицемерная «защита» национальных прав людьми, которые топчут сапогом в своей стране все человеческие права вообще, не только эта издевательская «национальная», «автономистская», «сепаратистская» агитация создавали в 1933 — 1941 гг. «пятую колонну».

Весьма поучительно проследить, как прикрывала итальянская фашистская дипломатия свои чисто империалистические цели начиная с первых лет после захвата фашистами власти в государстве.

страница
назад

страница
вперед

О проекте

О приемах буржуазной дипломатии

Комментарии

Добавление комментария