|
Вызывающая позиция, занятая Германией в вопросе о вооружениях, внушала Франции серьёзную тревогу. Демократические элементы французской общественности единодушно высказывались за скорейшее сближение с Советской Россией и заключение с ней пакта о взаимопомощи. Под давлением общественного мнения Лавалю приходилось волей-неволей примириться с мыслью о неизбежности поездки в Москву. Одновременно французское правительство добивалось немедленного созыва Совета Лиги наций. До открытия сессии оно предложило организовать тройственную дипломатическую конференцию с участием Франции, Англии и Италии. Предложение это было принято. Местом конференции была избрана Стреза, в Северной Италии.
Французская дипломатия возлагала на предстоящую конференцию большие надежды. Она рассчитывала установить единый фронт трёх держав, могущий совместными усилиями оградить мир в Европе. Однако 11 апреля 1935 г., в самый день открытия конференции, со стороны Италии последовал сигнал, вызвавший большое волнение в дипломатических кругах Европы. В органе Муссолини «Popolo d'ltalia» была опубликована зловещая статья. Анонимный автор предостерегал итальянцев против «легкомысленного и неосновательного оптимизма» в отношении новой конференции. Результатом Стрезы. гласила статья, будет лишь новое коммюнике трёх держав. Оно будет носить самый общий характер или же выдвинет план консультации трёх держав. Но ведь всякому известно, что «консультация есть последнее прибежище безволия перед лицом действительности». В статье развивался план самостоятельных действий Италии «вне Стрезы»: пока горизонт не прояснится, держать под ружьём армию в 600 тысяч человек, снабдить её новейшим оружием и ускорить создание мощного воздушного и морского флотов.
«Мы считаем, — иронически заключал автор статьи, — что этот „план” — наиболее существенный и необходимый вклад в дело европейского мира и в особенности нашего мира».
Статья «Popolo d'ltalia» привлекала к себе тем большее внимание, что автором её, как все догадывались, был не кто иной, как Муссолини. Вдобавок дипломатам Франции и Англии было известно, что итальянский «план» уже осуществлялся. Италия лихорадочно вооружалась. 250 тысяч итальянских солдат на границах Абиссинии, в Эритрее и Сомали ожидали только сигнала для выступления.
Но в палаццо Борромео, в Стрезе, где заседала конференция, делали вид, что война в Африке не имеет никакого отношения к проблеме обеспечения мира в Европе.
На конференцию в Стрезе прибыли премьеры всех трёх стран, принявших участие в этом международном совещании. Представителями Италии были Муссолини, товарищ министра иностранных дел Сувич и начальник кабинета главы правительства барон Алоизи; Францию представляли председатель Совета министров Фланден, министр иностранных дел Лаваль и генеральный секретарь Министерства иностранных дел Алексис Леже; из Англии приехали Макдональд и Саймон.
Все участники Стрезы знали о протесте, заявленном Абиссинией против итальянской агрессии. Однако, очевидно из вежливости по отношению к хозяину, ни французские, ни английские дипломаты об этом не вспоминали. Впрочем, такую же деликатность проявляли участники конференции и в отношении Германии. Правда, они заслушали французский меморандум, содержавший протест перед Лигой наций против нарушения Германией пятой части Версальского договора. Однако конференция ограничилась самой примирительной резолюцией: три державы выражали сожаление по поводу нарушения Германией Версальского договора и высказывали надежду, что Гитлер согласится на ограничение вооружений.
Был поставлен вопрос, следует ли принять какое-либо решение о санкциях против Германии в случае дальнейших нарушений ею Версальского договора.
Англичане высказывались против санкций. Как сообщала газета «Times» от 15 апреля 1935 г., они выражали опасение, как бы санкции против нарушителя договора не оказались бумерангом, бьющим по тем самым державам, которые решатся применить санкции. Сверх того финансовые и экономические санкции, могут оказаться недействительными; тогда встанет вопрос о санкциях военных. Такая перспектива внушала страх английской дипломатии. Нет, любой ценой договориться с агрессором и таким путём предотвратить войну на Западе — такова была руководящая идея английской дипломатии, определившая её позиции и в Отрезе и на дальнейшее время.
12 апреля 1935 г. участники конференции в Стрезе обсуждали вопрос об отношении их правительств к предполагаемым пактам о взаимопомощи — восточному и центральноевропейскому. Саймон передал мнение Гитлера о нежелательности и даже опасности такого рода пактов. Лаваль осведомился, не согласится ли Германия заключить многосторонний договор о ненападении, если его участники заключат между собой отдельные договоры о взаимопомощи.
Саймон этого не знал. Тогда из Стрезы в Берлин через английского посла Фиппса был послан телеграфный запрос. Ответ не заставил себя ждать. Правительство Гитлера не возражало против таких договоров, хотя и считало их внутренне противоречивыми: ведь тот, кто не доверяет обязательствам ненападения, тем более не должен полагаться на обязательства взаимопомощи...
Лаваль был удовлетворён ответом Берлина. «Из него ясно,— заявил он конференции, — что Франция может заключить пакт о взаимопомощи с Россией, не создавая тем помехи заключению многостороннего договора о ненападении».
Заключительная декларация конференции гласила, что три державы — Англия, Франция и Италия — будут противодействовать «всеми возможными средствами всякому одностороннему отказу от договоров, который может поставить мир под угрозу».
«Возможные средства» означали, конечно, всё, кроме военных санкций. Мир в Европе фиктивно обеспечивался за счёт Африки. Таким образом, Муссолини мог быть спокоен.
Автор статьи в «Popolo d'ltalia» оказывался прав. Результатом Стрезы явилось лишь коммюнике самого общего характера. И всё же дипломаты Франции и Англии делали вид, что достигли своей цели. Англо-французская печать затрубила, что агрессорам отныне противопоставлен «фронт Стрезы».
15 апреля 1935 г. открылась чрезвычайная сессия Совета Лиги наций. В тот же день подтвердились иронические предсказания «Popolo d'ltalia» о «безволии» держав, заседавших в Стрезе.
По обычаю, работа Совета Лиги началась «частным заседанием». Там заслушано было обращение Абиссинии, которая просила оградить её от Италии, угрожающей ей войной. Совет решил не рассматривать на текущей сессии итало-абиссинского конфликта: вопрос был отложен до майской сессии. Отклонено было и ходатайство абиссинского делегата обязать Италию приостановить военные приготовления на время рассмотрения в Лиге итало-абиссинского конфликта. Совет Лиги не пожелал дать отпор явной агрессии, развёртывающейся на глазах у всех. Такая позиция встретила резкую критику со стороны советской делегации. Её представитель настаивал на том, что участники Лиги наций должны соблюдать свои международные обязательства и требования устава Лиги. Что касается мира, то Лига обязана охранять его не только в Европе, но и вне её, ибо «мир неделим». Предложение советской делегации принять резолюцию, которая расширила бы границы мира, охраняемого Лигой, встретило раздражённые возражения со стороны Саймона. Английский министр «с некоторой горячностью», как отметил «Times» 18 апреля 1985 г., просил Совет «остаться на почве практических вопросов». На поддержку Саймона выступил Лаваль. Само собой разумеется, ту же позицию занял и итальянский делегат барон Алоизи. Не упустила случая сделать свой выпад против принципов защиты мира и польская дипломатия, почти открыто стоявшая на стороне фашистских агрессоров.
17 апреля 1935 г. сессия Совета приняла резолюцию, в которой проведение германским правительством военного закона от 16 марта 1935 г. было признано нарушением Версальского договора. Считая, что одностороннее расторжение международных обязательств может создать опасность для дела сохранения мира, Совет Лиги постановил поручить особому комитету разработать предложения по уточнению экономических и финансовых мероприятий, которые должны быть применены в дальнейшем в случае нарушения какой-либо державой своих международных обязательств.
20 апреля 1935 г. правительство Гитлера уведомило правительства государств, представленных в Совете Лиги наций, что оно не признаёт их права выступать судьями Германии и потому решительно отвергает их резолюцию.
Вызывающее выступление германского правительства придало смелости и Муссолини. Убедившись в действительном «безволии» правительств, занимающих в Лиге господствующее положение, он решил проявить свою собственную волю. После Стрезы и Женевы ничто не мешало ему дать приказ своим войскам перейти в наступление против Абиссинии.
Между Берлином и Римом шла оживлённая перекличка. «Ось» Берлин — Рим завертелась, не встречая противодействия ни Англии, ни Франции.
Правда, в демократических кругах английской общественности пассивность и попустительство правительства в отношении нарушителей мира вызывали недовольство и протесты. В течение целого года оппозиция в английской Палате общин добивалась от правительства объяснения, почему в Стрезе не был поставлен перед Муссолини вопрос об Эфиопии. Сам Муссолини теперь издевательски заявлял, что он больше всех удивлялся, почему в Стрезе ничего не было сказано об Эфиопии. Все молчали, и он понял это молчание как одобрение его позиции.
Значительно позже, 22 октября 1935 г., новый министр иностранных дел Великобритании Сэмюэль Хор неожиданно заявил в Палате общин: «Неверно, что вопрос об Абиссинии не затрагивался в Стрезе. Правда, он формально не рассматривался на самой конференции, однако он подвергнут был обсуждению между членами двух делегаций». Очевидно, речь шла об англичанах и итальянцах. Внести эту поправку Хор был вынужден потому, что оппозиция всё время донимала министров вопросом: для чего же в Стрезу брали экспертов по абиссинским делам, если там не предполагалось подвергнуть эти вопросы обсуждению.
Пришлось и Идену давать в Палате общин объяснение, какова была позиция Англии в Стрезе по абиссинскому вопросу. Идеи заявил, что конференция в Стрезе созвана была для рассмотрения европейских вопросов. Поэтому в порядок дня и не внесены были абиссинские дела.
По европейским проблемам представители трёх государств пришли в Стрезе к соглашению. «После этого, — заявлял Идеи,— трудно было предположить, что одна из трёх держав, только что объявивших целью своей согласованной политики коллективную защиту мира при помощи Лиги наций, предпримет действия на другом континенте, ставящие под угрозу эту организацию».
В связи с выступлением Идена в Палате общин возник любопытный диалог между ним и Ллойд Джорджем.
«Ллойд Джордж: Надо ли понимать, что в Стрезе не было обсуждения „абиссинского вопроса” между нашим премьер-министром и синьором Муссолини?
Иден: Никакого официального обсуждения там не было.
Ллойд Джордж: Было ли там вообще какое-либо обсуждение этого вопроса?
Иден: Не между главами делегаций».
Политика «умиротворения агрессора», проводимая Макдональдом и Саймоном в Женеве, подверглась критике со стороны представителей парламентской оппозиции.
«Это было наиболее крупной из грубых ошибок, совершённых английской дипломатией за эти несчастные годы», — говорил лейбористский депутат Эттли в Палате общин спустя месяц после того, как Эфиопия была разгромлена Италией и негус покинул свою столицу. «Можно ли порицать Муссолини за то, что после того, как была упущена возможность прямых переговоров с ним об Эфиопии, он считал, что британское правительство не очень серьёзно интересуется его планами относительно Абиссинии?»
Столь же резко осуждал деятельность английской дипломатии и Уинстон Черчилль.
«Совершенно очевидно, — говорил он в своей речи в Палате общин 11 июля 1935 г., — что мы своими действиями ослабили Лигу наций и нанесли ущерб идее коллективной безопасности. В результате этой политики нарушение договоров Германией не только оправдано, но даже одобрено, а „фронт Отрезы” поколеблен, если не распался...»
 | страница назад |
|
страница вперед |  |
Комментарии
Комментарий от Виктор 11 декабря 2010 г. Мне понравилось - очень информативно
|
 |
Оставьте Ваш комментарий к этой статье и получите доступ к закрытому разделу сайта |
Добавление комментария |